Наш друг. Памяти Владимира Жириновского
Когда рушится мир, такая смерть кажется мистическим предзнаменованием
2A46203A-2B69-4127-B215-89B7F567705D.jpeg
«Я гуляю по центру Нью-Йорка и плакаты висят „Male sex». Зашел. Маленький зал, другой побольше. Выходит негр и белый. Входят голые, в носках, и мастурбируют. Он доводит до конца, и так натренирован его член, я такое первый раз в жизни видел, что сперма летит через весь зал и падает где-то. Это как можно сделать? У любого человека и сантиметра не летит, а это зал метров 30–40». Эту историю от Владимира Жириновского я слышал дважды. Последний раз он рассказывал ее мне за несколько недель до своего исчезновения, до больницы, а первый — это было в Калининграде в 1998 году, в город приехал лидер влиятельной оппозиционной партии, выступал в местном клубе, и вместо речи о судьбах родины произнес вдруг вот это странный монолог про сперму, и главное впечатление, которое он этим произвел, было довольно пронзительное; вот мы говорим, что это был лидер влиятельной партии, но ведь нет, это Жирик, персона сугубо развлекательного жанра, и сколько бы он процентов ни набирал на выборах, люди, которые приходят «на Жирика» — они ведь не за словом правды приходят, они приходят на стендап, смотрят на Жириновского, и на лице у них написано — ну-ка, давай, смеши. И история про натренированный член — наверное, это был такой жест еще двадцать пять лет назад смертельно уставшего и отчаявшегося человека, тогда еще не желавшего мириться с тем, что ему до конца дней обзываться с трибуны подонками, разоблачать Америку, быть за бедных и за русских. «Моргните, если вас держат в заложниках».
Сейчас вспомнили, что «либеральные демократы» — так называлась выдуманная чекистами партия, выманившая в СССР Бориса Савинкова в рамках «Синдиката-2»; давно уже нет никаких сомнений, что ЛДПСС была абсолютно конторским изобретением, и несложно представить себе, как лубянские остроумцы, высоко ценящие корпоративную преемственность, название для своего проекта почерпнули из собственных же архивных бумаг. Более чем тридцатилетнюю публичную карьеру Жириновского можно описать как безупречное государственное служение, следование полученному однажды приказу, бесконечную спецоперацию, смысл которой оставался неизменным и в 1991 году, и в 1993-м, и далее со всеми остановками — поддерживать власть, делая вид, что ты ей оппонируешь, а главной степенью защиты провокатора от разоблачения оставалась его личность, до такой степени обезоруживающе обаятельная, что не имеет уже никакого значения, зачем он пришел и чего он хочет.
Из ряда безжалостных русских мечтателей, которым мы обязаны событиями этой адской весны, Жириновский, безусловно, выпадает — произнося на протяжении всей карьеры те же, в общем, слова, что и (в разные годы) и Лимонов, и Просвирнин, и Дугин, дебютировав в политике под лозунгом «Я буду защищать интересы русских на всей территории СССР», Жириновский ни разу не давал повода подумать, что он верит во что-нибудь из того, что говорит. Однажды много лет назад мы неожиданно оказались оппонентами на телевизионных дебатах о гражданском оружии — я был против и очень удивился, когда Жириновский, ожидая начала прямого эфира, произнес эмоциональную речь о том, что оружие людям нельзя, потому что они все друг друга поубивают. Ведущая переспросила его — погодите, мол, вы же должны были быть за оружие? Он спохватился и с той же страстью произнес еще одну речь, что оружие людям необходимо, ведь только с ним они по-настоящему могут чувствовать себя в безопасности.
Дважды Жириновский добивался сенсационного успеха на выборах. Все помнят 1993 год, когда «Россия, ты одурела», но был еще более впечатляющий, потому что впервые, успех 1991 года, когда взявшийся ниоткуда эксцентричный молодой человек с одесской привозной манерой общения занял вдруг третье место на президентских выборах РСФСР, уступив только Ельцину и кандидату от КПСС Рыжкову. Тогда Жириновского было модно бояться, и Роберт Рождественский написал даже о нем стихи — «Россияне, снимайте штаны, вождь желает вас поиметь», а разоблачительную статью в «Известиях» о том, что этот ваш защитник русских на самом деле еврей Эйдельштейн, написал не какой-нибудь там бессовестный журналист-компроматчик, а лично лидер проигравшей Жириновскому партии власти Егор Гайдар. Жириновскому как будто самому было некомфортно в роли потенциального постсоветского Гитлера, и вместо «Майн кампф» он написал скорее юмористическую, пародийную трилогию, которую никто, конечно, не читал, но все обсуждали — «Последний бросок на юг» (это оттуда про «сапоги в Индийском океане»), «Последний вагон на север» (понятно, для кого) и «Последний плевок на запад» (перехваченный в конце концов Владимиром Путиным). Стать контркультурным феноменом, заявку на который он оформил на самом старте, запустив с легендарным Сергеем Жариковым газету «Сокол Жириновского», ему после попадания в госдумовскую обойму не позволял статус, но от рисков стать реальным, а не балаганным политическим лидером он честно бежал все эти годы, спасаясь то шоу-бизнесом, то еще каким-нибудь заведомым фриковством, лихорадочно серьезнея строго во время предвыборных кампаний, которые он отбывал с каждым разом все более формально, но всегда честно — путешествуя по стране, встречаясь с избирателями, никогда не игнорируя теледебаты.
Отбытие политической повинности давало ему пропуск в реальный сектор постиндустриального мира — трибунные истерики конвертировались в деньги, в недвижимость, с какого-то момента и в губернаторские должности для подчиненных. О последних президентских выборах политологи невозмутимо писали, что участие в них Жириновского прямо привязано к оформлению на его компанию здания бывшей гостиницы «Академическая» — все закончилось хорошо, гостиница сменила владельца, Жириновский выборы не проигнорировал. С его партией было принято ассоциировать юношей-метросексуалов, но естественно, что «комиссию по организации похорон» (советская традиция — преемническая должность) возглавил реально символизирующий нынешнюю ЛДПР Леонид Слуцкий, человек из мира больших денег, не имеющий отношения ни к декларируемым (ультрапопулизм), ни к тайным (вот буквально male sex) ценностям партии — наверное, он действительно станет преемником, он явно этого хочет, и можно было бы сказать, что он, Слуцкий, и погубит партию, если бы это сейчас имело какое-нибудь значение — в атмосфере крушения вообще всего любой карьеризм по прежним правилам выглядит трагически.
Та история про американских онанистов кажется знаковой именно в том смысле, что да, политика всегда так или иначе основана на сексуальности, и не было в российской политической высшей лиге никого сексуальнее Жириновского, но эта сексуальность была далека и от публичного партийного гомоэротизма, и даже от того «сперма летела через весь зал» — скорее это что-то более дикое, допустим, как ролик, который на «порнхабе» ищется по запросу «жирный урод в очках е…т игрушечного енота», то есть нечто запредельно отталкивающее и при этом завоевывающее массы по закону вируса.
Легенды российской политики и власти девяностых (Ельцин, Лужков, Черномырдин, Примаков, даже Березовский) умирали заслуженными пенсионерами. Жириновский — едва ли не первая из системных глыбищ, уходящая в смерть с той же позиции, которую он занимал в доисторические времена. Мистический персонаж, о котором и говорили много всякого в том числе похабного, и сам он имел репутацию человека, чье случайное слово завтра может стать государственным решением — немного натяжка, наверное, но что-то похожее у нас уже было, и смерть такого персонажа, однажды убитого и брошенного в прорубь, самого императора заставила вздрогнуть в предчувствии страшных перемен; предчувствие, как известно, оправдалось. Можно ли считать Жириновского в каком-то смысле нашим Распутиным? Сейчас, когда рушится прежняя реальность, кажется, что да, можно.
